Когда что-нибудь говорится с убеждением, да ещё человеком, который явно делает над собой усилие, чтобы сказать это, впечатление получается значительное. И восемь Форсайтов, оставшихся в гостиной, все женщины, за исключением молодого Николаев, некоторое время молча стояли вокруг карты. Наконец Фрэнси сказала:
— Нет, правда, знаете, по-моему, он прав. В конце концов для чего же тогда армия? Они должны были предвидеть все. А это только поощряет их.
— Но, дорогая моя, — воскликнула тётя Джули, — ведь они такие передовые! Подумать только, ведь они пожертвовали своими алыми мундирами. Они так всегда гордились ими. А теперь они все похожи на арестантов. Мы с Эстер только вчера говорили об этом, им, наверно, очень тяжело. Нет, вы подумайте, что бы сказал Железный Герцог!
— Новый цвет очень красивый, — сказала Уинифрид, — Вэлу очень идёт.
Тётя Джули вздохнула.
— Не могу представить себе, какой сын у Джолиона. Подумать только, что мы никогда его не видели! Наверно, отец очень гордится им.
— Его отец в Париже, — сказала Уинифрид.
Плечо тёти Эстер внезапно дёрнулось кверху, словно для того, чтобы предупредить следующую фразу сестры, потому что морщинистые щеки тёти Джули вдруг вспыхнули.
— К нам вчера заходила милая миссис Мак-Эндер, она только что вернулась из Парижа. И как бы вы думали, кого она встретила там на улице? Ни за что не угадаете!
— Мы, тётечка, не будем и пытаться, — сказала Юфимия.
— Ирэн! Вообразите себе! — После стольких лет; и она шла по улице со светлой бородкой…
— Тётечка! Я с ума сойду! Светлая бородка…
— Я хотела сказать, — строго сказала тётя Джули, — с джентльменом со светлой бородкой. И она ничуть не постарела, ведь она была очень хороша, — прибавила она словно себе в оправдание.
— Ах, расскажите нам про неё, тётечка! — вскричала Имоджин. — Я её еле-еле помню. Она точно фамильное привидение, о ней никогда не говорят. А это так интересно!
Тётя Эстер села. Ну вот, Джули договорилась!
— Она мало похожа на привидение, насколько мне помнится, — пробормотала Юфимия, — во всяком случае, с довольно округлыми формами.
— Дорогая моя! — сказала тётя Джули. — Что за странная манера выражаться — не совсем удобно!
— Ну всё-таки, какая же она была? — не отставала Имоджин.
— Я тебе скажу, детка, — сказала Фрэнси, — представь себе нечто вроде современной Венеры, роскошно одетой.
— Венера никогда ни во что не одевалась, и глаза у неё были голубые, как сапфир, — язвительно заметила Юфимия.
Тут Николае распрощался и вышел.
— Миссис Ник, должно быть, ужасно строгая, — смеясь, заметила Фрэиси.
— У неё шестеро детей, — сказала тётя Джули, — и это очень хорошо, что она так осмотрительна.
— А дядя Сомс очень любил её? — не унималась Имоджин, переводя свои тёмные блестящие глаза с одной на другую.
Тётя Эстер с отчаянием махнула рукой, как раз в ту минуту, когда тётя Джули ответила:
— Да, дядя Сомс был очень привязан к ней.
— И она, кажется, убежала с кем-то?
— Нет, вовсе нет; то есть не совсем так.
— Ну что же она такое сделала, тётечка?
— Идём, Имоджин, — сказала Уинифрид, — нам пора домой.
Но тётя Джули решительно докончила:
— Она… она вела себя не так, как нужно.
— Ах, боже мой! — вскричала Имоджин. — Я только это и слышу!
— Ну вот что, милочка, — сказала Фрэнси, — у неё был роман, который кончился смертью этого молодого человека, и она тогда ушла от твоего дяди. А мне она всегда очень нравилась.
— Она мне приносила шоколадки, — прошептала Имоджин, — и от неё всегда так хорошо пахло.
— Ну, разумеется, — заметила Юфимия.
— Совсем не разумеется! — возразила Фрэнси, которая сама всегда душилась очень дорогой эссенцией левкоя.
— Не понимаю, что это такое, — сказала тётя Джули, воздев руки к небу, — говорить о таких вещах!
— А она развелась с ним? — спросила Имоджин уже в дверях.
— Ну конечно нет! — воскликнула тётя Джули. — То есть… конечно нет.
У дальних дверей послышался какой-то шум. Тимоти снова вошёл в гостиную.
— Я пришёл за картой, — сказал он. — Кто с кем развёлся?
— Никто, дядя, — совершенно правдиво ответила Фрэнси.
Тимоти взял карту с рояля.
— Не доводите до этого, — сказал он, — чтобы не было подобных историй в нашей семье. Все это волонтерство уже достаточно скверно. Страна приходит в упадок. Я не знаю, до чего мы дойдём. — Он погрозил в гостиную толстым пальцем. — Слишком много женщин у нас теперь, и они сами не знают, чего им нужно.
И с этими словами он крепко ухватил карту обеими руками и вышел, точно опасаясь, как бы ему кто-нибудь не ответил.
Семь женщин, которым это было адресовано, все сразу заговорили шёпотом; прорывался только голос Фрэнси: «Нет, в самом деле, Форсайты…» и тёти Джули: «Ему надо сегодня на ночь поставить ноги в горячую воду с горчицей, непременно. Эстер, ты скажешь Джэйн? Боюсь, что ему опять бросилась кровь в голову…»
Вечером, когда они с Эстер сидели одни после обеда, она спустила петлю на своём вязанье и подняла глаза.
— Эстер, я что-то не могу вспомнить, от кого это я слышала, что милый Сомс хочет, чтобы Ирэн вернулась к нему. Кто-то рассказывал, что Джордж нарисовал такую смешную картинку и подписал: «Счастлив не будет, пока не добьётся своего».