Все три тети сидели молча, поглядывая то на собачку, то на ножки кресел.
— Видели бы вы, как он ел, мисс, — у вас бы сердце порадовалось! И уже знает свою кличку — Помми.
— Скажите! — с усилием выговорила тетя Эстер. Она всегда страдала от неловких положений и старалась их сгладить.
Тетя Энн подалась вперед в своем кресле, и голос ее был тверд, хотя и дрожал немножко.
— Это чужая собака, и мистер Тимоти не позволит ее оставить. Смизер отведет ее в полицейский участок.
Как бы пораженный этими словами, песик выглянул из-за кухаркиной юбки и пошел на голос. Потом остановился, изогнувшись скобкой и чуть помахивая хвостом; глаза, блестящие, как два кусочка горной смолы, обратились вверх к тете Энн. Тетя Энн посмотрела вниз — на него; ее исхудалые руки с набухшими венами, чуждые твердости, которую выражал ее голос, нервно двигались на атласе юбки. От распиравшего тетю Джули волнения все ее пухлые складочки еще сильнее вспухли. Тетя Эстер судорожно улыбалась.
— Ох уж эти полицейские участки! — сказала кухарка. — Он-то, небось, не привык ни к чему такому…. На нем, мисс, даже ведь ошейника не было.
— Пойми! — позвала тетя Джули.
Песик оглянулся, обнюхал ее колени и тотчас опять уставился на тетю Энн, словно понимал, в чьих руках тут власть.
— Он, правда, миленький! — робко сказала тетя Эстер, и теперь уже не одни только собачьи глаза с мольбой смотрели на тетю Энн. Но тут дверь снова растворилась.
— Мистер Суизин Форсайт, мисс, — произнес голос Смизер.
Тети Джули и Эстер встали навстречу брату; тетя Энн, по праву своих семидесяти восьми лет, осталась сидеть. Всегда Форсайты приходили к ней, а не она к ним. А сейчас Суизин явился как нельзя более кстати: ведь он такой знаток во всем, что касается лошадей…
— Можете пока оставить этого песика здесь. Мистер Суизин скажет нам, что с ним делать.
Суизин, очень медленно поднимавшийся по лестнице — она была для него узковата, — наконец вступил в гостиную. Рослый, осанистый, с выпяченной грудью, одутловатым, бледным лицом и светлыми круглыми глазами, седой эспаньолкой и усами, он походил на церемониймейстера, и белый песик, отбежав в угол, громко залаял.
— Что это? — сказал Суизин. — Собака?
Так кто-нибудь, войдя в более современную гостиную, мог бы сказать: «Что это? Верблюд?»
Тетя Джули кинулась в угол и погрозила псу пальцем. Он слегка задрожал и умолк. Тетя Энн сказала:
— Эстер, усади Суизина в его кресло. Нам нужен твой совет, Суизин. Этот песик сегодня утром пристал к Джули в парке; очевидно, потерял хозяев.
Суизин опустился в кресло. Он сидел, разведя колени, что позволяло ему сохранять важность осанки и оберегать от морщинок свой великолепный жилет. Лаковые его сапожки жестко блестели пониже светло-серых, почти голубоватых панталон. Он сказал:
— Как Тимоти это перенес? Его не хватил удар?
Дорогой Суизин был всегда такой шутник!
— Пока еще нет, — ответила тетя Эстер, которая тоже иногда бывала не слишком почтительной.
— Ну, так хватит. Джули, что ты там стоишь как приклеенная? Выведи сюда собаку, я хочу на нее посмотреть. Э, да это сучка!
Это специфически мужское слово, хотя и произнесенное с изяществом, вызвало у дам такое потрясение, как если бы посреди гостиной вывалили кучу сажи. До сих пор все по молчаливому согласию причисляли найденыша к более галантному полу, потому что… ну, таких вещей ведь просто не замечаешь. У тети Джули, правда, были кое-какие сомнения — супружество с Септимусом Смоллом сделало ее несколько более восприимчивой, — но и она предпочитала поддерживать галантную версию.
— Сучка, — повторил Суизин. — Ну и хлопот же у вас с ней будет!
— Этого-то мы и боимся, — сказала тетя Энн, — только все-таки, дорогой мой, тебе не следовало бы так ее называть в гостиной.
— Чушь и чепуха! — сказал Суизин. — Поди сюда, бродяжка! — И он протянул к ней руку в перстнях, пахнувшую собачьей кожей: он приехал в своем фаэтоне и сам правил всю дорогу.
Подбодряемая тетей Джули, собачка приблизилась и съежилась под занесенной над ней рукой. Суизин поднял ее за шиворот.
— Чистокровная, — сказал он, опуская ее наземь.
— Мы не можем оставить ее у себя, — твердо заявила тетя Энн. — Ковры… Мы думали, может быть, в полицейский участок?
— На вашем месте, — сказал Суизин, — я бы послал объявление в «Таймс»: «Приблудился белый шпиц, сучка. Обращаться по адресу: Бэйсуотер-Род, «Тихий Уголок»». Еще и награду, пожалуй, получите. Ну-ка, посмотрим ее зубы.
Собачка, которую, казалось, загипнотизировал запах, исходивший от рук Суизияа, и пристальный взгляд его фарфорово-голубых глаз, не стала чинить ему препятствий, когда он пальцами раздвинул ей губы — сперва верхнюю губу вверх, потом нижнюю вниз.
— Это щенок, — сказал Суизин. — Усь, усь, бродяжка!
Этот возбуждающий возглас оказал поразительное действие на собачку: опустив хвост, насколько ей это было доступно, она отпрыгнула вбок и забегала вокруг кресла тети Эстер; потом, припав на передние лапы и вздернув кверху свой пушистый зад и хвостик, впилась в Суизина черными, как башмачные пуговицы, глазами.
— Ишь ты, — сказал Суизин. — Стоящая собака. Усь, усь!
На этот раз собачка суетливо забегала по всей комнате, чудом избегая столкновения с ножками кресел, потом, остановившись у столика маркетри, поднялась на задние лапы и стала зубами хватать пампасовую траву.